на фото - Шура Максимов на практике в прокуратуре 1986 год Философию мы изучали по Шопенгауэру и Ницше, - их, в машинописных распечатках и фотокопиях, мне давал Валерий Краснянский, доцент с кафедры «Теории права», у которого я писал диплом. Он меня восхитил еще на первом курсе, когда, еще при живом Брежневе, заявил во всеуслышание, что плановая экономика – дерьмо, - и мы все ломились на его спецкурс. Диплом я, кстати говоря, списал с какой-то книжки Гавриила Попова, потом съездил пару раз домой к Анатолию Собчаку, который выступал моим оппонентом, и он, прочитав наискосок, сказал, что все это актуально, но не ново, а я сказал, что мне лишь бы диплом получить, а рассуждать мне некогда, потому что приходится работать. Он был старшим куратором нашего курса и всех нас любил, особенно общежитских, и сказал, что ладно, сгодится. Про Краснянского говорили, что его настоящая фамилия – Шнайдер, и что он ее сменил, чтобы пройти через научный совет. Да и про Собчака говорили, что он на самом деле Финкельштейн, а меня это все забавляло, потому что я сам тогда встречался то с Ирой Каплан, то с Таней Зайонц, то с Яной Мезис. Ира долго меня обхаживала, предлагала вступить в фиктивный брак, чтобы ее выпустили за границу; Таня была замужем и просто изредка искала развлечения на стороне, уставая блюсти еврейскую целомудренность, а с Яной мы встречались два года, и у нас были самые серьезные намерения. А Шопенгауэра и Ницше мы читали во время ночных смен на «Балтийском заводе». У нас была веселая компания: два моих однокурсника - Серега Моргун и Шура Максимов; студент-философ Вовка Каменев, махровый националист, - он, правда, как-то быстро потерялся в недрах Васильевской «Памяти»; Максим Кудров – студент журфака; Сергей Черезов – кандидат экономических наук; Боря Архангельский – просто технарь, он, кажется, так ничего и не закончил. Мы разгружали-загружали вагоны, долбили отбойными молотками смерзшийся песок, а потом пили чай и спорили ночи напролет. А днем зачастую, вместо учебы, собирались в каком-нибудь пивном баре на Васильевском острове и продолжали ночные дебаты. Иногда собирались у нас в общаге, или у Шуры Максимова в коммуналке на Старо-Невском, когда его жены не было. Шура перевелся к нам на третьем курсе с факультета журналистики, и юриспруденция давалась ему с трудом. Он снимал комнату в коммуналке, и его соседом был Александр Несис (44 место в списке журнала «Форбс» за 2010 год, группы компаний «ИСТ», «Полиметалл», «Номос-Банк», «Уралкалий» и прочее). Однажды после семинара по криминалистике, который проводился в городском морге, мы зашли к Шуре, - он жил через дорогу, - и просто до беспамятства напились, и Несиса тогда напоили, хотя вообще-то он, насколько я помню, спиртным не злоупотреблял. Квартира была обшарпанная, мрачная, ванна ржавая, и Лена – жена Шуры – постоянно устраивала скандалы. Она была некрасивая, все лицо ее было изборождено оспинами, но Шура был от нее просто без ума. Он был красавец-мужчина, а она пропадала где-то с любовниками, - и Шура знал, что у нее есть любовники, - и он не находил себе места и рвал жилы, чтобы заработать побольше денег, потому что ее интересовали только деньги. Кроме «Балтийского завода», он еще работал дворником и грузчиком в аптеке на Большом проспекте Петроградской стороны, сразу около стадиона «Петровский», и мы периодически забирались в аптечный склад, находившийся в подвале, и пропадали там до утра, дегустируя настойки боярышника, пустырника, зверобоя и еще много чего. Они хранились в двадцатилитровых бутылях, и наша задача заключалась в том, чтобы отлить так, чтобы этого никто не заметил. Разумеется, однажды недолив вскрылся, и Шуру уволили, а когда кто-то из наших узнал о появившейся вакансии и пошел устраиваться на Шурино место, заведующая замахала руками и закричала: - «Для юристов тут мест нету!». Несис тоже, кстати говоря, работал на «Балтийском заводе», куда попал по распределению, был заместителем начальника цеха, но в восемьдесят девятом ушел в частный бизнес, начинал с нуля, а в девяностых купил «Балтийский завод». Шура, по старой дружбе, на первых порах ему помогал по юридической части, обслуживал его фирмы, работал еще со многими фирмами, но Лене все было мало и однажды, - они жили тогда уже, кажется, в Пушкине, - она привела домой любовника и выставила Шуру за дверь. И для него жизнь кончилась. Он был весь в долгах, и его разыскивали бандиты, поджидали у подъезда, угрожали, били, а он уже не мог работать и только пил. Мы спрашивали: - «А Несис-то тебе не поможет?», и он говорил, что тот помогает, но это ведь не его проблемы, да и не расскажешь ему всего. А потом он пропал, и все понимали, что его больше нет, но никто так и не узнал, как и когда он погиб. Покоится, наверное, в безымянной могиле. В лучшем случае.